Оторванный отъ арміи учитель

Точка зрѣнія Устава 1874 г. — что образованіе само по себѣ должно давать право на облегченіе «воинской, повинности» оказалась неправильной не только въ узко-военномъ смыслѣ, но она имѣла вредное вліяніе и въ болѣе широкомъ, обще-государственномъ отношгніи.

Своей точкой зрѣнія Уставъ 1874 г. низводилъ провозглашенный имъ самимъ въ первой статьѣ закона принципъ — что защита Отечества есть священный долгъ каждаго гражданина, — до узко-эгоистическаго пониманія этого долга лишь какъ непріятной «повинности».

Въ этой точкѣ зрѣнія проглядываетъ устарѣлая идея, присущая циклу идей связанныхъ съ «івотчиннымъ» пониманіемъ государства — идея бѣлой кости и пушечнаго мяса. Правда, Уставъ 1874 г. отказался отъ сословныхъ и имущественныхъ привилегій, но благодаря неполному разумѣнію началъ новой, государственности, онъ фактически вводилъ новыя привилегіи для того слоя людей, который въ Россіи обобщался подъ словомъ «интеллигенція».

Неправильная точка зрѣнія Устава широко отразилась на нашихъ мѣропріятіяхъ по подготовкѣ къ войнѣ.

Подъ предлогомъ оградить потребность различныхъ отраслей государственной и общественной жизни въ образованныхъ людяхъ,

составлялись длиннѣйшіе списки должностей освобождавшихъ отъ призыва въ войска въ случаѣ войны. Сопоставленіе такихъ списковъ съ

подобными же французскими и нѣмецкими, обнаружило бы намъ обширную категорію «амбюске», которую въ мирное время подготовляло наше

законодательство.

Полное освобожденіе отъ действительной службы въ мирное время преподавателей и воспитателей учебныхъ заведеній могло только усиливать эту тенденцію къ уклоненію отъ «священнаго» долга защиты отечества. Блнжайшіе руководители молодежи совершенно

отрывались отъ армін, въ то время какъ созданіе въ военное время «вооруженнаго народа» требовало какъ разъ обратнаго, т. е. самой тѣсной и многообразной духовной связи между народомъ и арміей.

Учителя нашей молодежи не могли въ настоящемъ смыслѣ слова  воспитывать въ ней чувство долга защищать Родину. Вопросъ идетъ здѣсь вовсе не о воспитаніи нашей молодежи въ шовинистмческомъ духѣ, а о томъ, чтобы каждый юноша былъ пріученъ къ сознанію, что

интересы государства могутъ потребовать отъ него не только безкорыстныхъ усилій, но и жертвы жизнью, и что поэтому воинская служба

есть не только повинность, a дѣй'ствительно священный долгъ.

Оторванный отъ арміи учитель часто видѣлъ только ея отрицательныя стороны и за внѣшними формами милитаризма' не могъ различить права

народа на защиту своей національной независимости, единства и свободы.

Такимъ образомъ, Уставъ 1874 г., не только не предвидѣлъ необходимости бороться съ «амбюскированіемъ» во время войны, но

даже заложилъ психологическія основы для его широкаго развитія.

Насколько это зло въ действительности получило у насъ широкое распространение во время большой войны и какъ разъ среди нашего

образованна™ класса, свидѣтельствуетъ слѣдующій характерный психологически фактъ: несмотря на то, что число «ам(5юске» въ средѣ нашей интеллигенціи было несоизмѣримо больше, чѣмъ во Франціи, на' нашемъ языкѣ не создалось даже слова отвѣчающаго понятію «амбюске».

Въ общественной мысли это новое соціальное явленіе не было еще  осознано. Тѣмъ болѣе, не могло быть оно осознано въ пониманіи широкихъ малокультурныхъ народныхъ массъ.