В плену хрущёвского агитпропа

Размышляя о природе ряда представлений (чтобы не сказать "верований"), -- порой достаточно наивных и имеющих малое отношение к реальности, -- укоренившихся в сознании многих людей, так или иначе интересовавшихся проблематикой войны в Донбассе, я сделал одно наблюдение. Как несложно заметить, значительная часть аудитории приняла негласную установку антироссийской пропаганды.
о том, что население Юго-Востока Украины не проявило должной степени самоорганизации перед лицом победившего майдана и не смогло произвести на свет свой жизнеспособный контрпроект. (Это, собственно, не само упомянутое наблюдение, а констатация, служащая прелюдией к оному.)

Меня занимал вопрос: а почему (а) пропагандой был выбран именно такой вариант объяснения провала массовых выступлений на Юго-Востоке (опять же и (б) он (вариант) так или иначе прижился у массовой аудитории. Я в данном случае не говорю о реалиях, лежавших в основе данного утверждения, -- какими бы они ни были, речь идёт именно о пропагандистском объяснении. И я предположил, что и та настойчивость, с какой украинская  пропаганда вцепилась в доказывание этого тезиса, и конечное принятие его частью публики в качестве законного аргумента обусловлены ментальным наследием послевоенной советской мифологии.

...Спустя примерно десятилетие по окончании Великой Войны советской пропагандой начал создаваться супер-миф, занявший по мере становления одно из важнейших мест (если не важнейшее место) в мифологии СССР, потеснив даже основную, "космогоническую", легенду советской цивилизации (легенду о "Великом Октябре"), -- миф, который может быть условно назван "Подвиг Народа". Сразу хочу оговориться: я не хочу сказать, будто подвига не было. Он был. Но я тут говорю не о реальных исторических событиях и/или их научной трактовке, а о мифологеме, сформированной на основе этих событий.

Никак нельзя сказать, что он (миф) был выстроен на пустом месте; отнюдь, основания под собой он имел весьма веские. В годы войны граждане СССР подчас (и притом достаточно массово) демонстрировали качества, составляющие гордость человеческого имени. Десятки тысяч людей совершили подвиги, достойные античных героев (я говорю это безо всякой иронии). Мера страданий, выпавших на долю людей, живших в СССР, была беспрецедентна; беспрецедентной же была и моральная высота и сила духа, явленная миру этими людьми. Всё это создало объективную благодатную почву для последующего конструирования мифа о народе, самостоятельно победившем ужаснейшего врага нашего века.

Но с самого начала этого мифостроительства в основу нарратива были преднамеренно вложены некоторые сознательные искажения, имевшие как пропагандистский, так и политический подтекст.

Во-первых, его характеризовал примат абстрактного над конкретным, подмена рассказа о реальных практических и предметных шагах, предпринятых для победы, картиной действия обезличенных масс.
прим.К.М.вот тут я бы поспорил.
большинство советских исторических трудов просто рябит от фамилий героев. как рядовых так и прославленных генералов. Причём это сделано как-то так что не помогает пониманию вопроса а скорее затуманивает его. Я понимаю что история войны без героев немыслима, но вставлены эти герои в исторические труды как-то неудачно.
возьмите 12томную историю ВОВ и сравните главы в которых описана война на нашем фронте и на других ТВД. Какие из них понятнее написаны?

У этой подмены имелось три аспекта.

С одной стороны, данная мифологема выстраивалась в соответствии с доминировавшей в ту пору идейной доктриной, весьма упрощённо трактовавшей историю как объективный по своей сути процесс, подчиняющийся известным закономерностям (т.е. не закономерностям вообще, а закономерностям установленным, -- т.е. определённым марксистско-ленинской наукой). Уже одно это обрекало миф на деформацию, на отдаление от более реалистичного видения ВОВ как сложнейшего процесса, на который влияли многие факторы, далеко не все из которых вписывались в "диаматовскую" парадигму.

С другой стороны, супер-миф должен был играть мобилизующую, вдохновляющую роль. В его рамках народ и партия позиционировались как некая всесокрушающая сила, своего рода непобедимое коллективное божество, которому всё подвластно. (При этом он становился как бы верховной индульгенцией, исторической санкцией, дающей полный карт-бланш советскому строю во всех его начинаниях и обеспечивающей его легитимность в глазах граждан.) Поэтому он должен был быть максимально "героичен" и минимально "приземлён", погружён в "технические детали". Легендарный аспект должен был превалировать над конкретно-историческим. Как, например, подавалось партизанское движение? Как массовое выступление народа, имевшее два основных "драйвера" -- руководящую и направляющую деятельность партии и стихийную самоорганизацию советских людей. В этой схеме отодвигалась на второй (или даже третий) план роль фантастической по своим масштабам координации и организации, осуществляемой, во многом в ручном режиме, из Центра. В рамках реализации этих задач Центр ежедневно и ежечасно решал тысячи практических вопросов по руководству и снабжению через линию фронта сотен и тысяч больших и маленьких очагов сопротивления, работавших в тылу противника. Надо сказать, что решал он их, преимущественно, вполне хорошо. Однако "чрезмерная технократизация" нарратива о Победе была не нужна, был нужен образ "супер-народа", который поднялся на борьбу "сам" и "как один".

С третьей стороны, на это его искажение сыграла следующая установка. Как мы уже говорили, вышеупомянутое выпячивание "самоорганизации народа" и достаточно абстрактной "руководящей роли партии" было призвано затушевать конкретную работу Центра. Веской причиной для этого стала борьба хрущёвского руководства со "сталинским наследием". Все хорошие и важные вещи, сделанные при Сталине и с его участием, должны были утратить эту свою персональную привязку и стать как бы продуктом действия неких обезличенных, объективных исторических сил (пресловутого "творчества масс", абстрактной "борьбы советского народа", деятельности партии и проч.)

Во-вторых, миф о Подвиге Народа должен был, помимо рекламы советского строя и мудрости партии, выполнить одну крайне щекотливую задачу: прикрыть, маргинализировать, вытеснить из памяти факт далеко не повального, но всё же достаточно масштабного сотрудничества советских граждан с врагом. Под завесой риторики "весь советский народ, как один, поднялся на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками..." он должен был спрятать в спирали молчания и сокрыть от потомков миллион советских коллаборационистов, участвовавших в деятельности РОА, полиции, "национальных" воинских и вспомогательных формирований. Тема трусости, предательства, измены была дозволена, но масштаб этих явлений представлялся ничтожно малым. Из этого получилось то, что миф о "Победе Народа" стал ещё более плоским, а воссоздаваемая им картина событий той войны -- более "двухмерной", не учитывающей ряда сложных нюансов. В частности (и это имеет прямое отношение к нашему вопросу) он задал ложный -- чрезмерно максималистский -- стандарт в оценке и тех, и последующих событий.

[Небольшая ремарка]Я бы, кстати, не сказал, что, в сумме, коллаборационизма и антисоветской деятельности в годы войны было так уж катастрофически много. Всё-таки даже в самых "сложных" регионах Советского Союза (вроде Прибалтики или Западной Украины) людей, во всех обстоятельствах поддерживавших СССР, по итогу оказалось больше, чем противников (коллаборационистов и националистов). Однако для советской пропаганды (и подвластной ей исторической науке и публицистике) открытое и честное обсуждение данной темы, подводившее аудиторию к осознанию того, что, несмотря на все проблемы, большинство жителей СССР сделали выбор в пользу именно этого государства, было недопустимым.

Говоря об этом мифе в целом, также следует учитывать специфику советской пропаганды как таковой. В данном случае, данная специфика выражалась в простоте (если не сказать примитивности), предполагавшей известную огульность и категоричность утверждений и напрочь исключавшей полутона. Это, вообще, являлось характерной особенностью исторического дискурса страны в советский период; в случае же с ВОВ проблема усугублялась тем, что изначально, на стартовом этапе формирования данной мифологемы, т.е. в 60-е годы, пропаганда ориентировалась на массовую, не особо искушённую и всё ещё недостаточно образованную аудиторию. Это, отчасти, наряду с другими обстоятельствами, также может пояснять "беспримесность" советского нарратива о Подвиге Народа.

Что получилось по итогу? Обобщая, можно сказать, что был сформирован миф, изображающий победу в войне как результат деятельности народа, организовавшегося под руководством мудрой партии. При этом народ выступил в качестве "священной" фигуры, -- он был непогрешим и бескомпромиссен в своём стремлении к избавлению от гитлеровского ига и, за исключением ничтожной горстки презренных отщепенцев, един в своём боевом порыве. Данная мифологема напрочь игнорировала массу обстоятельств, ставших как бы "проблемной стороной" той войны. Она закрывала глаза на то, что среди советского народа нашлось около миллиона человек, ставших на пусть сотрудничества с гитлеровцами; на то, что миллионы людей, оказавшихся под оккупацией, просто жили (т.е. искали пропитание, ходили на работу, женились, рожали детей и проч.), а не проводили всё своё время в непрестанной борьбе против захватчиков (расклейке листовок, участии в партизанских отрядах, саботаже и т.д.); на то, что железная дисциплина на фронте и в тылу была, мягко говоря, не только плодом сознательности населения, но и следствием деятельности мощного карательного аппарата и применения правительством ряда поистине драконовских мер; наконец, на то, что процесс противоборства шёл не "сам по себе", а являл собой воплощение огромного объёма конкретных решений и усилий, осуществлённых конкретными людьми в конкретных обстоятельствах.

Далее, в перестроечные и постсоветские годы данная мифологема пережила дополнительную деформацию, в результате которой она стала, в некотором смысле, ещё более примитивной и отдалённой от реальности. Наследникам-антиподам партии теперь понадобилось вымыть из нарратива не только Сталина, но и партию, и советскую систему как таковую. Советское государство получило роль "антигероя", -- основного тормоза на пути к победе, внутреннего врага, якобы мешавшего усилиям народа. В героях остался один народ, ещё более утвердившийся в амплуа самодостаточного источника самоорганизации и творца истории. Абсурдная составляющая супер-мифа усилилась: теперь речь зашла о "Победе народа вопреки". Это ещё больше искривило понимание реальности теми, на чьё мировосприятие действует данный дискурс, ещё сильнее увело его в сторону не только от более взвешенной оценки войны, но и, вообще, от здоровых начал анализа социальных процессов. Грубо говоря, если вы серьёзно верите в возможность победы в мировой войне не просто народом как таковым (что уже достаточно нелепо), но народом, чьё правительство ему только лишь мешает и вредит, вы вряд ли сможете трезво оценить те политические процессы, которые происходит на ваших глазах.

...Но именно таков штамп, насаждаемый инструментами образования и официальной пропаганды. Он является вполне массовым и достаточно глубоко укоренённым в сознании постсоветского человека.* Несмотря на свою абсурдность, несмотря на то, что он является продуктом другой исторической эпохи, иных политических реалий и несёт в себе заведомые (и вредные) искажения и подмены, он реально влияет и на способ восприятия реальности частью аудитории, и на тот "контент", который продвигает пропаганда.

И вот теперь, согласно одному из дискурсов, нацеленных на россиян, жители Юго-Востока "не встали с диванов", не взялись ещё более активно протестовать, вооружаться, самоорганизовываться, как это якобы сделали "деды в 41-м", а далее не "дошли до Берлина" (т.е. Киева или Львова).

Люди, искренне утверждающее (или верящие в) подобное, очевидно, видят всё сквозь призму пресловутой "победы народа". С их точки зрения, наверное, тысячи людей должны были выйти на площади городов Юго-Востока, а дальше внутри этих толп должна была пройти какая-то каталитическая реакция, их количество "по Марксу" должно было перейти в качество, и они сообща должны были тут же, на этих самых площадях, по мановению волшебной палочки объективных процессов, произвести на свет что-то типа армии с танками и самолётами, компетентного правительства, экономики со своей валютой, а дальше, не откладывая дела в долгий ящик, пойти и продиктовать свою волю растерявшемуся майдану и подмятому им украинскому государству. И всё это, конечно же, вопреки майданному правительству**. Но так не бывает в жизни; что бы там ни говорила "диаматовская" пропаганда, так не было в реальных 1941-45 годах, такого не случилось и в 2014-м.


____________________________

[*]* такая пропаганда ведется не только в России. Например, многие жители Украины, действуя вполне в русле данного архетипа, упрекали крымчан в преступной пассивности, предательстве и "непротивлении оккупации". Данное отношение носит тот же наведённый характер. Украинская пропаганда, опираясь на упомянутый мифологический стереотип, негласно и полунамёком обвинила крымчан в том, что Крым был потерян, отведя внимание общественности от того, что те органы, которые имели все возможности для создания проблем "оккупантам", -- а именно, армия, флот, МВД и СБУ, -- отчего-то не проявили себя в качестве защитников Украины.

[**]** Меж тем Юго-Восток вполне себе собирал эти массовые многотысячные толпы, но ничего из вышеупомянутого, вопреки наивным представлениям жертв советского агитпропа, из этих толп не появилось. Ибо за этими толпами не было ничего, кроме энтузиазма и желания не видеть над собой майдан (или, будем честными, видеть над собой Россию), да небольшой помощи "на пошуметь" по "глазьевской линии"; для противостояния же мощной и развитой организации, каковой является любое государство (даже и поражённое кризисом государство украинское), требуется другая, хоть как-то сравнимая по своему потенциалу организация с сопоставимым порядком ресурсов. Сама подобная организация формируется достаточно долго, а в течение нескольких суток она может возникнуть, в основном, там, где её активно "возникают" со стороны (т.е. руками другой мощной организации), как это случилось, скажем, в Крыму.