Неизвестная история России. Геноцид русских в Средней Азии в 1916-17 годах

25 июня 1916 года Николай II подписал указ о мобилизации мужского «инородческого» населения Туркестана и Степного края в возрасте от 19 до 43 лет на прифронтовые работы — мобилизованных из центральных губерний для рытья окопов уже не хватало. Казахи, киргизы, узбеки, таджики и туркмены ответили консолидированным восстанием. При этом как могли «помогали» мятежу большевики и германские агенты.

В ходе восстания и при его подавлении погибли десятки тысяч людей — как местных жителей, так и русских переселенцев. Десятки тысяч кочевников бежали в соседний Китай, а сама жизнь в Средней Азии оставалась неспокойной еще более четверти века — последние «басмачи» были уничтожены Красной армией уже в годы следующей мировой войны. Ну, а в более широком смысле ныне забытое восстание 1916 года стало одним из предвестников грядущего развала империи.



Восстание началось 4 июля 1916 года в таджикском городе Ходжент с расстрела мирной демонстрации, но, как степной пожар, быстро охватило всю огромную территорию от юга Сибири до границ Афганистана, от Каспийского моря до гор Тянь-Шаня. Уже 17 июля властям пришлось вводить военное положение во всем Туркестанском округе.

На протяжении десятилетий историки по-разному интерпретировали суть восстания — от формы классовой борьбы до его антирусского и антиколониального характера и даже «национал-либеральной революции», но все сходились, что главной причиной стали грубейшие ошибки в «национальной политике» царских властей.
Несмотря на то, что присоединение казахских земель и завоевание Средней Азии стоило России куда меньших жертв, чем на Кавказе, складывавшуюся там ситуацию нельзя было назвать стабильной. Периодические восстания «туземцев» против «белого падишаха», как в Средней Азии звали русского царя, были привычным делом, хотя и ни одно из них до 1916 года еще не охватывало весь регион сразу.

Российские власти поначалу вели себя довольно гибко, что приносило плоды. Первый генерал-губернатор Туркестана Константин Кауфман демонстрировал уважительное отношение к местной религии и культуре, использовал Коран в своих выступлениях.
Для мусульманского населения был сохранен традиционный суд биев (по адату, то есть по обычаям) и казиев (по шариату, то есть по Корану), в религиозную жизнь русские тоже поначалу не вмешивались. При этом жители Туркестана были довольны борьбой «нового начальства» с бандитизмом и работорговлей, относительным уменьшением налогов, от чего они очень страдали при диких средневековых ханах.

Продвинутые слои населения постепенно европеизировались, интегрировались в российское общество, чему способствовало развитие светского образования, появление первых шахт и нефтепромыслов, заводов и фабрик, железных дорог. Росла сама численность среднеазиатских народов. Правда, нередко «европеизация» давала побочные эффекты. Газета «Семиреченские ведомости» в №68 от 24 июля 1907 года писала: «Киргизы успешно воспринимают цивилизацию, хотя и с другого конца. С каждым годом увеличивается на ярмарке число молодых киргизок, состоящих при банях, или же вольно практикующих. Совсем, как на Макарьевской ярмарке».


м.

С 1896 по 1916 годы только в Акмолинской и Семипалатинской областях (в границах того времени, которые не совпадают с нынешними) поселилось более миллиона крестьян из России. Всего же в центрально-азиатские владения переселилось более 3 миллионов русских. К 1914 году 40% населения Казахстана и 6% населения Туркестана уже составляли русские.
Для их расселения у «туземцев» отбирали места зимовок, давно обрабатываемые поля, а жалобы в Переселенческое управление ни к чему не приводили. Туркестанский генерал-губернатор Алексей Куропаткин писал в своем дневнике: «Чиновники произвольно рассчитали нормы земельного обеспечения киргизов и начали нарезать участки, включая в них пашни, зимовые стойбища, насаждения, оросительные системы. <…> Отбирали землю не только годную для устройства селений, но и для развития скотоводства. Именно несправедливое изъятие земель привело к восстанию».


Не хотим быть гастарбайтерами!
Начавшаяся война обострила ситуацию — коренному населению пришлось нести новые повинности: для казахов и киргизов были введены обязательные поставки мяса, массовая реквизиция скота, фуража и даже тулупов. Был введен новый военный налог с кибиток, а также дорожные и другие сборы. Узбеков и таджиков заставляли выращивать «стратегический» и очень трудоемкий хлопок, налоги на них тоже возросли в 3-4, а в отдельных случаях — в 15 раз. В горах Тянь-Шаня с началом войны резко сократились посевы зерновых, урожай упал вдвое. Уменьшилось и поголовье скота.

Казахи Иркештамского аульного общества жаловались, что «им жить положительно невозможно: так как начальник гарнизона вместе со своими казаками разъезжает по аулу, отнимает масло, сено и баранов, а в случае отказать наносит киргизам (киргизами тогда называли и казахов) побои, причем жаловаться не приказывает, ссылаясь на военное положение».
Такая политика оказалась тем более опасной, что в Казахстане и Средней Азии оставалось все меньше русских, в том числе и казаков, служивших главным оплотом власти на местах, которых мобилизовывали на фронт. А теперь «белый падишах» туда же отправлял и «кормильцев» туземных семей — по разнарядке властей предполагалось отправить на военные работы 230 тысяч жителей Степного края (в основном казахов) и 250 тысяч жителей Туркестана. Причем, тяготы предстояло нести самым бедным: богатые казахи могли легко откупиться, за взятку записав себя в какие-нибудь «счетоводы» или «аульные управители», которые призыву не подлежали.

На этом фоне в Средней Азии активизировались германские и османские агенты, которые уже давно распространяли слухи об объявленном султаном «газавате» против неверных, о мнимых успехах османской армии на фронте и ее скором вступлении на земли среднеазиатских народов. Велись даже тайные сборы денег в пользу Турции.
Центром османской и германской агентуры стал приграничные города Кашгар и Кульджа в соседнем Китае. В одном из донесений атамана Семиреченского казачьего войска Алексея Алексеева отмечалось: «Есть бесспорное основание считать виновников по агитации, во-первых, некоторые элементы из соседнего Кульджинского района, а, во-вторых, и агентов Германии: решимость главарей бунта созрела и окрепла неожиданно быстро потому, что в их заблуждениях их поддержали чьи-то прокламации, гласившие о слабости России, о непобедимости Германии и о близком вторжении в Русский Туркестан китайцев».
(прим.К.М. ну точно то же что и сейчас).
У русских властей имелись данные, что в организации восстания в Семиречье принимали участие известные в Синьцзяне участники Синьхайской революции (в ее результате в Китае была свергнута монархия и провозглашена республика — РП) Ли Сяо-фын и Юй Дэ-хай. Подданные Китая стали зачинщиками и главными организаторами восстаний в горах Тянь-Шаня, из Синьцзяна в Среднюю Азию даже доставлялось оружие. Но все же нельзя говорить, что фактор «иностранных агентов» был решающим — они бы ничего не добились, если бы к 1916 году Средняя Азия не напоминала легкогорючий материал.


«Если убьете — будете героями!»
Уже в июле, только по официальным данным, в Самаркандской области произошло 25 выступлений, в Сырдарьинской — 20 и в Фергане — 86. Акции неповиновения были разными по форме: от демонстраций до настоящих партизанских «басмаческих» действий: нападений на чиновников и военных, русских переселенцев. От кочевок вглубь степей и в горы, от бегства в Китай до уничтожения списков призывников. Повстанцы разрушали телеграфные линии, прекратив сообщение между городом Верным (административный центр Семиреченской области, ныне Алма-Ата — РП) и Ташкентом и Центральной Россией, жгли хутора, убивали семьи казаков и русских рабочих. В ходе восстания принимали участие и забастовавшие рабочие угольных копей, нефтяных промыслов, Иртышского пароходства, Омской, Оренбургско-Ташкентской, Среднеазиатской и Транссибирской железных дорог.
Губернатор Алексей Куропаткин 16 августа 1916 года сообщал военному министру Дмитрию Шуваеву: «В одном Пржевальском уезде в имущественном отношении пострадало 6024 семейства русских поселенцев, из коих большинство потеряло всю движимость. Пропало без вести и убито 3478 человек. Вероломно неожиданные нападения на русские селения сопровождались зверскими убийствами и изуродованием трупов, насилия и издевательства над женщинами и детьми, варварское обращение со взятыми в плен и полное разрушение нажитого тяжелым многолетним трудом благосостояния с потерей во многих случаях и домашнего очага».

В традиционно «набожной» Ферганской долине погромами руководили странствующие проповедники-дервиши, призывавшие к «священной войне». Очевидец восстания рассказывал, что они выкрикивали: «Долой белого царя и русских». «Не бойтесь! Если будете убитыми, станете шахидами, то есть жертвами во имя ислама, если убьете — то, будете гази — героями! Создадим мусульманское государство!»

Неподалеку от Ташкента о начале «священной войны» против «неверных» объявил Касым-Ходжа, имам главной мечети городка Заамин. В этой мечети он был провозглашен беком, после чего назначил «министров», убил русского пристава и объявил поход на соседние железнодорожные станции Обручево и Урсатьевская. По дороге войско «бека» вырезало всех попадавшихся на пути русских. Впрочем, восставшие с такой же жестокостью истребляли местных «коллаборационистов» из числа ненавистных «туземных» администраторов-взяточников.
Но самыми главными очагами восстания стали Семиреченская и Тургайская области, которые были и районами наиболее интенсивной аграрной колонизации. В Семиречье казахские отряды возглавили просветитель, позднее ставший большевиком и борцом за установление Советской власти, Токаш Бокин и Бекболат Ашекеев. Крупные столкновения повстанцев Семиречья с карательными отрядами произошло у города Токмак и в песках Муюн-Кум. Нападению восставших в этом районе подверглись 94 русских селения, не считая хуторов, заимок и пасек.

Под Тургаем под руководством Амангельды Иманова и Алиби Джангильдина развернулись настоящие боевые действия, охватившие всю центральную часть Казахстана. Амангельды Иманов был известен в казахской степи еще задолго до восстания как сторонник народной власти, он активно участвовал в революционных событиях 1905-1907 годов, позднее помогал попавшим в тюрьмы казахским революционерам. Алиби Джангильдин к 1916 году был и вовсе «профессиональным революционером», большевиком.Он даже ездил за границу на встречи с находящимися в эмиграции вождями партии, в том числе и с Лениным. «Узнав, что я из Казахстана, — вспоминал Джангильдин, — Ленин очень заинтересовался. Я рассказывал ему о своих мытарствах в царской России и впечатлениях, вынесенных из путешествий по разным странам. Ленин высказался тогда о положении угнетенных царизмом народов и об освобождении колониальных стран». По заданию партии Джангильдин пробрался в Тургай на помощь Иманову.

Восставшие организовались в армию со своим кенесом (военным советом), численность которой в отдельные периоды доходила до 50 тысяч бойцов. С 22 октября 1916 года они даже осадили центр области — город Тургай. Помимо непосредственных участников боев, у Иманова были и резервы, и своего рода центры по подготовке и обучению бойцов, были налажены каналы по снабжению продовольствием и боеприпасами.
Генерал-губернатор Степного края Николай Сухомлинов пытался идти на компромисс и объявил о небольшой отсрочке призыва казахов, но это уже воспринималось как издевательство. Не помогли и призывы лидеров партии казахских национал-демократов «Алаш» Алихана Букейханова и Ахмета Байтурсынова не оказывать сопротивления, чтобы уберечь безоружный народ от ответных репрессий. Русскую администрацию, в свою очередь, они пытались убедить не спешить с мобилизацией и провести подготовительные мероприятия, обеспечить свободу совести, организовать обучение казахских детей на родном языке с созданием для них интернатов и пансионатов, учредить казахские газеты, прекратить выселение с исконных земель и «признать земли, занимаемые казахами, их собственностью», допустить представителей казахов в высшие органы власти. Ведь даже после царского Манифеста 1905 года казахи «внутренней орды» могли выдвигать в Государственную Думу всего одного своего депутата.


«Операция возмездия»
Царское правительство, оправившись от первого шока, перебросило на неожиданно появившийся «Среднеазиатский фронт» целую армию — около 30 тысяч регулярных войск с пулеметами и артиллерией, которым также помогали местные казаки и поселенцы. Солдатам было легче всего расправиться с оседлыми жителями, и потому уже к концу лета в узбекских и таджикских землях восстание было подавлено. Но в горах и степях Казахстана и Киргизии, в пустынях Туркмении с их более мобильными и трудноуловимыми кочевниками бои шли до самой Февральской революции, после чего тоже не прекратились, а лишь приняли новые формы.
При подавлении восстания каратели проявляли жестокость не меньшую, чем сами восставшие — когда солдаты, присланные для усмирения бунта, видели посаженые на вилы головы русских женщин и детей, то их реакция была соответствующая. Были созданы военно-полевые суды, которые с легкостью выносили смертные приговоры, взятых в плен восставших нередко расстреливали на месте даже без такого суда, либо убивали при конвоировании с отпиской «при попытке к бегству». Широко использовалась артиллерия, разрушавшая целые аулы. Были случаи, когда казаки поголовно вырубали шашками все мужское население аулов. Бекболат Ашекеев был публично повешен на горе Бурундай неподалеку от Верного.
В страхе перед репрессиями сотни тысяч казахов и киргизов (по некоторым оценкам — до полумиллиона) стали беженцами, откочевав в Китай. Этот исход называют «Уркун» («Паническое бегство») и оценивают, как новое бедствие: переход через суровые горы стоил жизни тысячам стариков и детей. Жители Китая тоже были не рады новым «голодным ртам» и почти ничем им не помогли.
Напротив, многие беженцы были по дороге ограблены бандитами, убиты или угодили в рабство.
16 ноября около железнодорожной станции Топкоим произошло успешное для казахов сражение отрядов Иманова с русскими войсками, после которого повстанцы, однако, все же предпочли рассеяться по степи. Зимой 1916-17 годов упорные бои шли в районе Батпаккара в 150 километрах от Тургая, неподалеку от аулов Татыр, Кожеколь, Тункойма, Шошкалы-копа, Агчиган-ака, Догал-Урпека и Куюк-копа. После Февральской революции февраля войска были отозваны, а казахский аул Дугал-Урпек еще оставался в руках повстанцев. К лету 1917 года число неконтролируемых вооруженных отрядов в степи вновь резко возросло, в конце 1917 года Иманов все-таки захватил Тургай.

Депутат тогдашней Государственной Думы от партии кадетов Василий Степанов говорил, что восстание и его подавление создали «глубокую рытвину между местным населением и властью, превратив их в два враждебных лагеря, в то же время она привела к интенсивному росту национального самосознания народов края».

Смерть без счета
Обеспокоенные ситуацией в Средней Азии, оппозиционные депутаты Государственной Думы уже 21 июля потребовали отложить мобилизацию местных жителей и выработать новые и более адекватные условия их призыва. В августе 1916 года Ташкент, Самарканд, Андижан, Джизак и Коканд посетила группа депутатов во главе с небезызвестным Александром Керенским.
Выслушав жалобы местных жителей, собрав материалы о злоупотреблениях в их адрес, они возложили ответственность за беспорядки на местную администрацию, ее грубые ошибки и бестактность во многих вопросах. Депутаты предлагали извиниться перед «туземцами» за злоупотребления, пересмотреть несправедливые изъятия у них земель. Но пока шли обсуждения да заседания, произошла революция и стало уже даже не до подсчета количества погибших.

В итоге за давностью лет, включая еще более «лихие» годы гражданской войны, даже более-менее приблизительное число жертв — понесенных как русскими военными, чиновниками и переселенцами, так и жителями Казахстана и Средней Азии — подсчитать оказалось уже невозможно. В современном Кыргызстане, например, некоторые исследователи говорят, что собственно погибших было не так много.

Вот мнение Шаиргуль Батырбаевой, профессора Киргизского Национального Университета имени Жусупа Баласагына: «В науке есть такой метод, когда за основу взяв среднегодовой темп прироста можно исчислить рост численности населения. Я применила этот метод и, допустив отсутствие Первой мировой войны и восстания 1916 года, при 1,3% среднегодового темпа прироста киргизов исчислила рост их численности с 1897 по 1917 год в двух уездах — Пржевальском и Пишпекском. Результат исчисления показал, что если бы не было бы войны, то численность населения достигла бы 357,6 тысяч. Разница составляет 33,6 тысячи человек — это прямые и косвенные потери — погибшие и те, кто бежал в Китай, а также те, кто мог родиться, но не родился у погибших, раненных или сбежавших людей. Во время самого восстания 1916 года погибли четыре тысячи киргизов».
«Будь это геноцидом, мы были бы все истреблены, тогда откуда бы взялась автономия в составе СССР, какой бы народ остался бороться за независимость?» — говорит хорошо известный как один из крупнейших востоковедов доктор исторических наук Тынчтыкбек Чоротегин.

Но до сих пор многие лживые  публицисты говорят, что погибли десятки и даже сотни тысяч (называют даже совсем спорную цифру в 350 тысяч и 40% населения, бежавшего в Китай), что уже напоминает, например, тот же геноцид армян. И потому каждый год в августе в Киргизии проходят траурные мероприятия в память о погибших. Лишь недавно были захоронены кости погибших по дороге в Китай киргизских беженцев, почти целый век пролежавших на перевалах Бедель и Ак-Шыйрак — страна готовится отмечать столетие со дня начала восстания.


В Казахстане говорят о гибели 3-4 тысяч русских переселенцев (в основном стариков, женщин и детей) и нескольких десятках, возможно, сотнях тысяч казахов. Только в Семиречье были приговорены к смертной казни 347 человек, каторжным работам — 578, тюремному заключению — 129 человек. Но всего вместо запланированного призыва в 480 тысяч душ на рытье окопов удалось мобилизовать лишь немногим более 100 тысяч «инородцев».
Но помимо понесенных жертв ни одна из проблем, стоявших перед регионом, так и не была решена, скорее наоборот — они лишь обострились до крайности. «Повстанчество», продолжавшееся до революции 1917 года, плавно переросло в Гражданскую войну, а потом в войну с «басмачеством».

Многие лидеры восстания 1916 года спустя всего год перешли на сторону «красных» и стали борцами за установление Советской власти в Казахстане и Средней Азии. Амангельды Иманов под влиянием Алиби Джангильдина вступил в ряды РКП(б), формировал первые в Казахстане казахские национальные красноармейские части, помогал красным партизанам в тылу войск Колчака. В 1919 году он был арестован и расстрелян во время так называемого «Тургайского мятежа», поднятого казахскими национал-демократами из «Алаш-Орды» в тылу «красных».

В советское время погибший Иманов был возведен в пантеон почитаемых героев. Его портрет изображали на советских почтовых марках, в честь него называли улицы, о нем писали пьесы, книги, писали картины, снимали кино. А столкновения басмачей с красноармейцами тем временем шли до конца 1930-х годов, а отдельные стычки — даже до 1942 года.

В позднесоветские времена проблема межнациональных отношений была загнана вглубь, но с новой силой сразу же вспыхнула в годы перестройки. Среднюю Азию и сегодня нельзя назвать стабильным регионом, там периодически вспыхивают кровавые волнения как на «классовой», так и на «межнациональной» почве.