Вновь коснулся украинского вопроса Сикорский в 1913 г., когда он подготовил для заседания Клуба русских националистов доклад «Русские и украинцы», посвященный критике «украинства» с точки зрения антропологии, лингвистики и истории (из-за болезни он сам прийти на заседание не смог, поэтому текст доклада был зачитан по его просьбе доктором Селецким). Доклад пришелся по душе слушателям, и в том же году Клуб русских националистов издал его в виде небольшой книжки.

Полемизируя с лидером украинского движения М.С. Грушевским, Сикорский приходил к следующему выводу:
«От Архангельска до Таганрога и от Люблинского Холма до Саратова и Тамани живет одна и та же (в главных чертах) русская народность. Дробление на великоруссов, малороссов и белоруссов связано с несущественными и второстепенными, притом скорее лингвистическими, чем антропологическими особенностями, которые притом нередко и отсутствуют.
В малорусском (по Костомарову — южнорусском) населении — тот же племенной состав, что и в великорусском, с незначительным только перевесом славянского элемента над финским. Этим антропологически, т. е. по своей породе и природе исчерпывается все русское население европейской России.
Украинцев здесь нет! Их нет ни в живущих экземплярах, ни в кладбищном населении: нет ни на земле, ни под землей. Поэтому, если за исходное основание для суждений и выводов взять физический состав населения, его породу и природу, то на Украине нет такого населения, которое обладает особой породой: здесь то же, что существует и за пределами Украины. Отсюда — естественный вывод, что "Украина" и "украинцы" — это термин скорее географический и политический, но не антропологический или этнический».

Формирование русского литературного языка, по мнению Сикорского, произошло на основе великорусского разговорного языка потому, что именно на нем писали четыре гениальных человека (Ломоносов, Пушкин, Гоголь и Лермонтов), несколько талантливых (Жуковский, Тургенев, Аксаковы) и целая плеяда второстепенных.

Хотя прежде, в XVI—XVII вв., обе русские письменности (великорусская и южнорусская) обладали примерно равными шансами на первенство, в XVIII и XIX вв. великороссы вырвались вперед, «и появление украинского (южнорусского) языка на этническом поле России около столетия тому назад уже не могло изменить судеб даже в тот момент, когда на горизонте засветилась яркая звезда Тараса Шевченко».

Но в этом «поражении» южнорусской речи Сикорский не видел ничего трагического, так как северорусский и южнорусский говоры чрезвычайно близки:
«Сравнивая язык русский и украинский, легко усмотреть почти полное тождество психологии этих двух языков и лежащую в основе их совершенную близость душевных и умственных процессов, воззрений и приемов мысли. Это показывает с очевидностью, что русский и украинский языки — это не два языка, а один язык; в крайнем случае можно говорить о двух наречиях одного праязыка, но это было бы почти логической тавтологией. Различие между русским и украинским языками — не психологическое, а фонетическое или звуковое, следовательно, различие не внутреннее — глубокое, а внешнее — кажущееся: звуками они разнятся, но их психология тождественна».

Исторические аргументы, по мнению Сикорского, также говорят не в пользу Грушевского. Цитируя «Слово о полку Игореве», он напоминает, что его герои называли себя «русскими», а не «украинцами», и пали «за русскую землю», а не за «Украину», как это пытается представить Грушевский.

Сикорский делал вывод, что
«этнографический термин "украинцы", за отсутствием самого объекта, т.е. этнографически особого народа, не имеет основания существовать, а обозначение территории именем "Украины" потеряло свою первоначальную административную надобность, а потому самый термин представляется бесполезным, подобно наименованию "Священной Римской империи" или "Московского государства".

Соответственно, не имеет смысла не только термин «украинцы», но и другие дробления — «великоросс», «белорус», «малоросс», «южнорусс» — также лишены антропологического или этнического основания и представляют собой территориальные обозначения традиционного, но уже устаревшего типа. «Простое имя "русский" достаточно», — заключал Сикорский.